Сергей Щербаков. Контакты

Информационный цент/Бюро “ФотоДепартамент”
представляет

СЕРГЕЙ ЩЕРБАКОВ

КОНТАКТЫ

персональная выставка фотографа

15 апреля – 20 мая 2008 г.
Большой выставочный зал, 2 этаж
Центр по искусству и Музыке / Невский, 20

Выставка “КОНТАКТЫ” – это дизайнерская экспозиция и соединение традиционных фототехнологий и современных способов создания и показа выставок.

Специальная музыка к выставке – Дмитрий Степанов (Ikebana)
Текст к выставке – Ирина Чмырева, искусствовед, свободный куратор, Москва
Дизайн полиграфии – Мария Батурина

Контакты с внутренним. Контакты как изобразительный прием. Контакты – как документация. Изображение как оно есть. Цельность пленки с изображением и с тем что рядом. Лица. Но, одновременно, фиксация чего-то  еще. Проекции времен, культур. Нечто живущее в…  Грани, прикосновения к скрытому. К тому, что мы часто называем нашим внутренним  “Я”, но в  отдельные мгновения все-же видим между ними разницу.

Один стул. Одна стена. Одно условие – сесть, принять удобную позу, находиться в ней достаточно долго и обратить внимание на макушку…

Сергей Щербаков

Контакты Х-степени.
Контакты лица и тела

К выставке Сергея Щербакова

Ирина Ю. Чмырева

«Контакты» Сергея Щербакова – результат научного эксперимента. Простите, милые барышни, шедшие на подвиг искусства ради, вас использовали в науке. Художник, инсценировавший эксперимент, сам стал его участником, но не человеком в белом халате, решающим, в какой момент подопытного отключат от аппарата, но тем самым распятым внутри эксперимента испытуемым, с которым происходит то, что превышает его личную биографию – результат не может не сказаться на ней, но выводы имеют отношение к величинам абстрактным; по сравнению с личностью эти величины космического значения.

Белая комната. Стена. Стул. Надо сесть на стул напротив камеры. Сосредоточиться. Внимание, птичка. Снято.
Перед зрителями результат эксперимента, проведенного с возможным приближением к лабораторной чистоте. Современная технология позволяет отказаться от пугающей магниевой вспышки, инициирующей переход модели из временного состояния до-снимка в Вечность, обозначенную сделанного с модели портрета.

Фотографу было интересно что проступает в лицах моделей при долгом рассматривании. Модель внимательно и отстранено рассматривает интерьер белой комнаты, где находится, в поле зрения ее попадает стена  напротив, фотограф, может быть дверь. Фотограф рассматривает модель. Ситуация художник и модель разыгрывается средствами фотографии. Которая подчиняет себе ситуацию. Моделей. Фотографа. Разделяющая модель и фотографа камера становится центром притяжения и превращает пустоту комнаты, разделяющей художника и модель, в стену. Между художником и моделью, задано в инструкции эксперимента, нет связи. Модель ушла в себя. Художнику она недостижима, он может только рассматривать ее.

Всякое тело в пространстве требует взаимодействия с собой. Камера – физическое тело, обладающее объемом, массой, собственным характером. Если отбросить всякие магические представления, она все равно останется. Источником физического беспокойства, ящиком, посылающим в пространство сигнал: я здесь.
В результате экспериментов Сергея Щербакова камера становится тем объектом, с которым взаимодействуют лица моделей. Их тела предстоят перед черным ящиком. Их непознанные тела противостоят черному ящику.

Описание проекта Щербакова, пересказ его не могут приблизить зрителя к его пониманию, только живое рассматривание живых фотографий: они другие. И хотя снимок называют техническим образом эпохи массового копирования, он, напечатанный, остается подлинником, требующим к себе внимания не меньше, чем всякое иное живое тело. В фотографиях Щербакова важны тонкие интонации, важны под и над смыслы, пытаясь ограничить которые словом мы попадаем в ловушку своих временных представлений.

И все-таки. Все-таки. Есть изображения, которые создают ряд. Головы. Повороты механизма шеи, антропологические подробности. И есть картинки, которые Выламываются из ряда. Стилевого ряда. Оказывается, не только камера своим молчаливым присутствием диктует первобытную простоту  поведению моделей, но в них, в некоторых из них, есть собственная сила, перебарывающая ситуацию. Эту силу можно было бы назвать характером, но, возможно образ дамы рококо или девицы эпохи НЭПа, данный не костюмом, но сочетанием пластики лица и его выражения, пойманного-запечатленного со всей определенностью художником той эпохи, не имеет отношения к характеру как совокупности психо-эмоциональных реакций. Знают ли девицы перед камерой, откуда они? Называть эту силу генетической памятью? Определение более чем поэтическое. И почему та эпоха, а не другая проступает в лице? Медиумом чего становится человек, его лицо перед медиа камеры? Насколько влияние ситуации – образа, созданного в воображении фотографа, времени суток, места, разговора, прерванного началом съемки, завтрака или ночной чашки кофе, – воздействуют на процесс эманации некоего образа… сквозь оболочку современниц. Есть ли эти образы – проявление мира платоновских идей, замочной скважиной в двери которого есть фотография? Вопросы. Вопросы.

Эпоха, заложенная в образах героинь, очищенная от патины случайного здесь и сейчас. Фотография – как тряпка для пыльного зеркала вечности.
Возможно, эпоха проступает в героинях здесь и сейчас благодаря непосредственному контакту с фотографом.

Насколько личность человека с интересом и приязнью рассматривающего женщин, сидящих перед камерой влияет на образ, сформированный ими. Видит ли он в процессе фиксации камерой истечения образа? Насколько фиксация камерой отлична от мгновенного прозрения фотографа, в руках которого аппарат производит операцию записи информации?

Работы Сергея Щербакова из серии «Контакты» последуют традиции рассматривания человека, идущей от первых странных картинок Байяра. Как и сто семьдесят лет назад над снимками Сергея задаешься вопросами: модели спят или бодрствуют? Умерли или только позируют? Работы Фелица Беато и Уильяма Каррика. Были они этнографической штудией, или фотографы, привозя камеры за тысячу верст от собственной культуры, пользовались ею как средством связи? Их камера транслировала их культурный опыт видения новых стран, народностей Российской империи, или же камера была толмачем-переводчиком, устанавливала контакт, давала возможность высказаться тому, что до нее не было увидено. Портреты Гертруды Казебир, особенно «Красный вождь», и портреты Альвина Кобурна. Их пикториальная поверхность, мерцание, переливы то ли текстуры эмульсии, то ли света на ней – эти изображения образа сквозь покров. Этим бы снимкам состязаться с древнегреческими живописцами в создании подобия, превосходящего реальность: портрет под тканью, которую хотели снять, чтобы слиться с ним взглядом, и поверхность фотографий, создающая дистанцию, заставляющую помедлить, прежде чем понять. Поверхность, заставляющая смаковать время чтения фотографии. Портреты Дж.М.Камерон и портреты Маргарет Бурк-Уайт. Внимание к женскому образу не с позиции желания и не феминное, но сострадательное, как будто взгляд на модель направлен не с другой стороны камеры, как будто бы он позиционно не противопоставлен модели, но поддерживает ее, вместе с нею противостоит тяжелому взору камеры. Современные портреты фотографов Сан-Франциской школы, Деборы Хаммонд, Франка Ямруса. Лица со слезящимися от долгого всматривания в объектив глазами. Или это штудии по Станиславскому, когда погружение в себя, не важно, что на камеру, перед почтенной публикой приводит к полному отрицанию момента, уводит модель так далеко от здесь и сейчас, что лицо принимает странное выражение транса. Портреты Николая Бахарева, мучающего модели, их вполне благополучные социальные личины до тех пор, пока она не бегут в ужасе, оставляя лица наедине с камерой и скрытыми желаниями. Странные позы, вывернутые локти и неестественно наклоненные головы, заставляют модели от физического усилия забыть о необходимости социальной маски.

В эксперименте Щербакова все просто: комната, стул, камера. Камера в камере. Модель внутри камеры обскура. Все внутри нее. Легкое движение медитации как первый шаг в гипнотическим трансе подобно легкому порыву ветра. Только камера. Серебро пленки и игра серебра старой бумаги, разливающегося по собственным правилам (представлениям, созвучиям гармонии образа).

Наши современницы в коротких маечках, с дредами и кольцами в ушах становятся героинями этнографической съемки, антропологического исследования аборигенов, проходящих чередой перед камерой. Их прически, костюм свидетельствуют об определенных эстетических и этических представлениях их племени, неведомых камере, – и, сквозь ее неведение, – зрителю.

Фотограф раздевает модели. Было бы странно предположить обратное, было бы странно исключить из процесса съемки, и это действительно происходит, и это часть лабораторного эксперимента. Они приходят в шарфах и бальных платьях, беретках и капюшонах и сквозь череду контактов остаются с оголенными плечами, буквально раздетыми глазом камеры. Это не стриптиз и отнюдь не эротика. Камеру соблазнить невозможно. Происходит расслоение внешней оболочки, определяемой костюмом эпохи в том числе, и образа, спрятанного в подсознании, в глазах, форме лица, в умении или неумении закладывать волосы за уши.  Происходят контакты Х-степени, когда телесные контакты есть часть научного опыта по сбору информации камерой с планеты созвездия Солнца в присутствии т.н. фотографа, представителя ее популяции, выступающего в роли переводчика.