Школа Лапина

Фонд развития фотожурналистики, АртМенеджмент и Фонд «ФотоДепартамент» представляют в Санкт-Петербурге выставку «Школа Лапина»

Выставка
«ШКОЛА ЛАПИНА»

6 июля – 2 августа 2009 г.
Музей истории Санкт-Петербурга. Особняк Румянцева
Английская наб., 44 / вход с Английской набережной

Выставка проводится при поддержке Компании EPSON и Московского Дома фотографии

Впервые выставка была показана в мае 2009 года в Цехе Белого, ЦСИ «Винзавод»

Как это ни парадоксально, единственной страной, в которой школа Лапина не имела собственной презентации до сегодняшнего дня оставалась Россия. Цель выставки – показать все богатство, всю полноту этого яркого и самобытного явления, составляющего гордость отечественного фотоискусства.
На выставке будут представлены фотоработы самого Александра Лапина, его известных учеников и людей только-только взявших камеру в руки.

Об Александре Лапине
Александр Лапин – не только выдающийся фотохудожник, но и ключевая фигура в современной русской фотографии. На протяжении тридцати лет Лапин занимался преподаванием фотографии, фактически заменив собой отсутствовавшие в России фотошколы. Блестящие, перворазрядные современные русские фотографы считают себя его учениками. Лапин – автор двух основополагающих учебников по фотографии, многократно переиздававшихся.

О выставке от Александра Лапина
Прежде всего, это выставка фотографий, а не фотографов. Поэтому на ней представлены как работы профессиональных фотожурналистов, так и фотолюбителей, купивших камеру три месяца назад.

Вместе с тем, на выставке вы увидите несколько авторских коллекций. В первую очередь, это фотоработы трагически погибшего Геннадия Бодрова. Затем совместная работа двух фотографов: Эмиля Гатауллина и Алексея Голубцова («Крестный ход»). Обратите внимание на серии двух украинских фотографов: Анны Войтенко («Иза») и Степана Рудика («Дурка»). Кроме того, небольшие подборки разных авторов: Оксаны Онипко, Марии Ващук, Михаила Фомичева, Александра Сорина, Алексея Мелия, Павла Смертина, Дмитрия Костюкова.

А также по одной-две работы самых разных авторов и жанров: репортаж, жанровая фотография, портрет, фотоэтюды и даже одна компьютерная фотография. Всего около 300 фотографий.

Дополнительная информация и изображения для представителей прессы: ФИО, тел, мейл / присылайте заявки на почту: press@fotodepartament.ru

Выставка представлена в выставочной программе
Международного летнего фотосеминара`09
«ПРОФЕССИЯ – ФОТОГРАФИЯ»
5 – 12 июля `09

Информационный центр «ФотоДепартамент»
Санкт-Петербург, Невский пр., 20 / 3 этаж
Галерея /Бюро «ФотоДепартамент»
Невский пр., д. 40-42, двор Армянской церкви, левая сторона
+7 901 301 7994 / 571-1009
info@fotodepartament.ru
www.fotodepartament.ru

Государственный Музей истории Санкт-Петербурга. Особняк Румянцева
Адрес: Английская набережная, 44
Проезд: от станции метро «Невский проспект», «Василеостровская» троллейбус N5, 22; автобус N 3, 6, 22, 27 до Площади Труда.
Часы работы: 11.00 – 18.00, 11.00 – 17.00 по четвергам, (касса закрывается на час раньше); Среда – выходной.
Телефон: (812) 571 75 44
http://www.spbmuseum.ru/rumyantsev/info

 

ШКОЛА ЛАПИНА

Интервью с Александром Лапиным

Выставка называется «Школа Лапина». На ней представлены работы ваши и ваших учеников. Скажите, пожалуйста, как Вы относитесь к достаточно распространённому среди художников (и фотографов) мнению, что не может быть учителей в творчестве.
Действительно, творчеству научить невозможно. Оно должно, спрятавшись, сидеть в человеке, и в определенный момент выпрыгнуть наружу, как чертик из шкатулки. Можно развить в какой-то степени способности, если, конечно, они были изначально. И этим помочь человеку, указать ему путь. Вот в чём я вижу свою задачу.
Фотография, на которую я ориентирую учеников, имеет определенные особенности, определенные задачи, у нее свой язык. Хочешь ей заниматься ― тогда надо знать это, понять то, уметь другое, прочитать следующее, пожертвовать многим и т.д. Не хочешь – есть и другая фотография. Их много разных.
Хорошая фраза есть в книге: научить нельзя, можно научиться, научить-себя. Вот это главное. Каждый приходит к пониманию искусства самостоятельно, сам ищет и сам проходит свой путь.

Вот вы говорите, что фотограф должен сам научиться, сам все понять и пр. А что может дать учитель? Какова его главная роль?
Учитель ― это человек, который в своей жизни прошёл все стадии творческого роста, пережил всё, что с ним связано. Он, знает, какие проблемы встанут перед учеником через 5 лет, знает, что с ним будет через 10, поскольку это уже было с ним самим. Вот это я называю учителем.
Роль учителя заключается еще и в том, чтобы в свое время сказать ученику сначала одно, а потом, когда ученик до этого дорастёт, сказать следующее. И это очень важный момент.

Что представляет собой школа фотографии?
Что называть школой? Не знаю, во всяком случае, это не конспект лекций и единожды разработанная программа. Для меня это бесконечный поиск новых возможностей, приемов, методик и так далее. Прежде всего, это огромная ответственность и постоянная головная боль.
Мой идеал ― это Алексей Бродович, у которого учились такие знаменитые фотографы, как Ирвинг Пенн, Хиро, Ричард Аведон и многие другие. Кстати, сам он был, прежде всего, дизайнером и гениальным бильредактором, хотя немного фотографировал.
Сегодня с появлением Интернета, школой становится фотосайт, на который приходит начинающий. И это большая проблема, конечно, потому что те образцы, которые он там видит… В лучшем случае, любитель ориентируется на то, что делают ему подобные, просто более опытные.
Кстати говоря, сегодня только ленивый не открывает свою фото-школу, чтобы заработать. Здесь методика простая как в армии – делай как я.

Что для Вас образец фотографии? На какую фотографию Вы ориентируете людей? В чем отличие Школы Лапина от других школ, существующих в мире?
Многие, прочитав мою книгу, сделали вывод, что композиция ― это самое главное в фотографии. Хотя я писал, что связи в изображении ― это необходимое, но не достаточное условие. А равновесие и прочее ― это не цель, а средство. И наличие в фотографии совершенной композиции не означает, что это шедевр.
Любая фотография, ― это реальность, документальное изображение жизни. И это изображение волнует нас в большей или меньшей степени. Уникальная фотография – в большей, а рядовая, стандартная ― в меньшей. Оценивать такую фотографию отдельно от того, что называется сюжетом: изображённым событием, ситуацией, фактом – невозможно и неправильно. В такой информационной фотографии важен сюжет, потом уже композиция.
Но есть и другой полюс ― фотографии, в которых никакого сюжета нет, ничего значительного не происходит. Сама по себе информация, которая изображена, нулевая. Можно назвать эту фотографию формальной, лучше композиционной. И язык такой фотографии, где «что» на нуле, а «как» становится главным, – композиция и только она.
Естественно, между этими полюсами миллион всяких вариантов, различные соотношения информации и формы.
Я исследую определённую фотографию, художественную (а лучше сказать «художническую»), где форма ― это главное. И в ней, возможно, выражено содержание. Или форма преобразует содержимое, изображённый факт до глубины обобщения, метафоры и пр.
Образец для меня ― это фотография умная, которая может быть как информационной, так и художественной. То есть, правда и красота ― две ноги, на которых стоит фотография. На одной ноге долго не простоишь.

Но что такое исключительная фотография, шедевр?
Что такое исключительная, уникальная фотография – объяснить трудно. Могу сказать ― это такая фотография, при виде которой я подпрыгиваю на стуле. Много лет я мучил себя, думал, почему же я, преподаватель, не могу простыми словами объяснить, что такое хорошо и что такое плохо? Почему не удается убедительно доказать, что вот этот снимок шедевр, а другой нет? Я искал ответы, строил разные теории… И однажды разрешил себе этого не делать. Это был важный момент в моей жизни. Потому что я понял, что делать этого вообще не нужно.

Почему же?
Потому что объяснить это можно только тому, кто сам это ощущает, и нельзя остальным. Это очевидно. Так что объяснить это всем, кто от меня этого ждет, невозможно. И в книге, конечно, неверным было называть какие-то фотографии шедеврами. Правильным было бы показать две фотографии, вот одна и вот другая, и сказать: одна из них – это шедевр. Думай сам, какая из них и почему.
А может быть, я имею право говорить и так: я думаю, что это шедевр, но это не значит, что все должны думать так же.

Расскажите о выставке. Что объединяет всех участников, что объединяет работы, которые сейчас висят на Винзаводе? Какой был критерий отбора?
Выставку объединяет то, что на ней умные, исключительные фотографии. Там есть фотографии информационные и художественные, журналистские и этюдные, есть постановочные, в общем, любые. Есть даже одна компьютерная фотография, на мой взгляд, весьма неглупая. Вот это объединяет выставку, ничего другого.
Мне не нужны были мастера, мне нужны были выдающиеся снимки. Ведь ценность фотографии в том, что исключительный снимок может возникнуть у начинающего, помимо его воли, случайно. Я стараюсь эти снимки найти. И в этом моя цель и моя работа.
Фотографий вокруг ― как песка в Сахаре. И среди этого песка найти бриллианты очень сложно. Мы ходим по ним ногами и не замечаем. Но кто-то должен их найти и сохранить. Когда я нашёл свой первый шедевр: снимок Николая Смилыка «Жили-были», я понял, чем мне надо заниматься.
Так что, хоть это и выставка учеников, но построена она не как история школы. Если в целом посчитать всех моих учеников, включая ЗНУИ, семинары, лекции и поездки по стране, то их количество превышает тысячу. А на выставке 35 авторов. Это выставка уникальных фотографий, которые случайно или неслучайно сделали мои ученики. А я их сохранил.

Однако некоторые авторы, представленные на выставке, сделали свои фотографии еще, не будучи учениками Александра Лапина. Например, многие свои работы Геннадий Бодров сделал еще до встречи с Вами. То же самое с сериями Степана Рудика «Дурка» и Анны Войтенко «Иза». Многие критики говорят: в чем же тут заслуга Лапина?
Любой снимок, который мне приносят, сделан до того и без меня. Я оцениваю всю съемку и делаю выбор, переживаю и радуюсь удачным кадрам. Мое дело выбрать и оценить.
Кто-то прослушал у меня годовой курс, кто-то побывал на моих семинарах или прочитал книгу.
Однако никто еще в результате не стал снимать лучше. По крайней мере, в первые несколько лет. А некоторые просто спрятали камеру на какое-то время.
Цель обучения другая. Понимание специфики и языка фотографии, знакомство с классикой, работа после съемки, самостоятельный анализ снятого материала. Снимать лучше – нет, скорее, снимать правильно. Не опускать камеру, сделав первый кадр, снимать больше и надеяться на удачу, повременить с деньгами и славой, искать и найти свою тему.
Научить делать шедевры невозможно, они рождаются на небесах. Сказать «ты сделал шедевр» не так просто.
Во-первых, чаще всего человек сам этого не понимает и сомневается, верить мне или не верить.
Во-вторых, к этому нужно добавить «теперь на тебе большая ответственность, может быть, это самый драматический момент в твоей жизни ― хуже нельзя, а лучше невероятно трудно».
В-третьих, бывает и так, что человек сразу же заболевает манией величия, сует свою единственную карточку во все места и начинает процесс вступления в Магнум. Такие для меня умирают.
Самое страшное ― ошибиться. Согласитесь, для того, чтобы такое сказать, нужно большое мужество и абсолютная уверенность.
Г. Бодров впервые услышал от меня, насколько уникальны его несколько фотографий. На счастье, его это не испортило.
Степан Рудик и Анна Войтенко не смогли в полной мере оценить, что у них получилось. Судя по всему, они и до сих пор этого не понимают. Я беру на себя ответственность утверждать, что серия Рудика, серия Войтенко и много других прекрасных фотографий на выставке – действительно исключительные. Подписываюсь под этим и отвечаю за это своим честным именем.

В экспозиции представлены разные работы, уже проверенные временем и такие, которые еще не успели «отлежаться», которые Вы увидели в первый раз месяц назад, когда собирали выставку. С какими трудностями Вы столкнулись, когда отбирали работы на выставку?
В выборе работ я ориентировался только на свой вкус, ни минуты не думая, понравится или не понравится это зрителю. И сегодня мне не стыдно за то, что представлено на выставке.
Главная проблема здесь была ― не ошибиться. И до последнего дня, пока не повесили последнюю работу на выставке, я метался и думал, что не вписывается, что слабее, нет ли банальных снимков. Конечно, на выставке есть работы разные, есть выдающиеся, есть исключительно сильные, есть просто сильные. Слабых, мне кажется, там нет. Глупых там не должно быть ни одной. Вот это главная цель. Поэтому выставка сложная, она не для всех.
Я всех учеников люблю. И тех, кто перестал снимать, и тех, кто до сих пор учится. Со многими мы стали друзьями. Но, в данном случае я люблю не их самих, а их отдельные фотографии. У профессионала, который объездил всю планету и имеет в архиве сотни тысяч фотографий, я взял две фотографии или одну. И у начинающего любителя я тоже взял одну. Этим я их как бы уравниваю. Кого-то я, наверное, обидел. У кого-то я не взял ни одной работы. Или взял, а потом отказался от этого.
Помимо всего, эта выставка необычна своей экспозицией. Фотографии разделены на блоки по 2, 3, 4 или больше. И эти блоки важны. Большинство из них представляют собой отдельную фразу, отдельную мысль. Это еще одна сложность выставки. Она предполагает сотворчество, совместное со зрителем созидание. Хотелось бы, чтобы эти изобразительные фразы, всё-таки, кто-то прочел, умеющий читать.

Какие у Вас были ощущения после открытия выставки? Какую реакцию зрителей Вы ожидали и каковы Ваши наблюдения за эти две недели, пока открыта выставка?
Выставка ― это всегда тяжелейшее испытание. Потому что, кажется: это сделано не так, то сделано не так, это не доделано и т.д. Но дело даже не в этом.
Дело в том, что… Больно мне приходить на эту выставку. И не каждый день я туда хожу. Больно смотреть на то, как люди там ходят, как они смотрят работы, больно слышать, что они при этом говорят.
Я вижу, что большинство людей приходят туда случайно. Дело не в том, снимают они или не снимают, профессионалы они или нет. Просто, на мой взгляд, они чего-то не понимают. Потому что, человек, который идёт по выставке, подходит к фотографии, читает подпись и через 3 секунды переходит к следующей, не умеет смотреть, не умеет воспринимать. Он не знает, как это делается. Зачем думать? Нужно побыстрее, полегче, попроще.

Из ваших слов складывается впечатление, что зритель изменился…
Конечно, изменился! Вообще, пойти посмотреть выставку – это для многих поступок. Потому что после этого нужно составить свое мнение. Легче сидеть в Интернете и ждать, пока это сделают другие. А самому сделать вывод ― это очень трудно. Естественно, зритель изменился.
Но есть ещё один важный момент. Люди, посмотревшие экспозицию (в частности, это касается серий Анны Войтенко и Степана Рудика), говорят: «очень страшные снимки на выставке». Или: «жизнь ужасна и жизнь тяжела». Это всё, что они оттуда вынесли?
По моим наблюдениям, зрители воспринимают только информацию: вот тяжелый физический труд в этой деревне, больше им нечем зарабатывать, они плетут мебель. А вот ― сумасшедший дом. Как это страшно! Как ужасна жизнь!
И не замечают, что, помимо информации на поверхности многие фотографии в этих сериях очень красивы. В этом их истинная ценность, этим они волнуют.
Никому не приходит в голову сама возможность такого. Вот, что больно видеть. Как могут быть красивы люди, которые копаются в грязи, жгут шины и получают рак легких? Как может быть красива сумасшедшая старуха с завязанными руками? Разве это может быть красиво?
Тем, кто готов это увидеть, кто хочет и может в это поверить, выставка принесет пользу. И тогда откроется смысл слова «художественная фотография». Журналистика вполне может быть документальной и одновременно художественной. Такое сочетание и рождает подлинные шедевры.

Проблема, наверно, и в том, что существует иллюзия понимания. Многие с удовольствием читают Вашу книгу, говорят, как хорошо написано и что всё понятно.
Все говорят, что поняли. Поняли, что такое равновесие, изобразительные связи и многое другое. Но достаточно мне такому человеку задать конкретный вопрос или дать конкретную задачу, я убеждаюсь, что он вообще ничего не понял.
Но, сколько же обиженных! Они говорят, они кричат: «дайте нам ключик, дайте Ключик, дайте, наконец, КЛЮЧИК, и мы станем великими! А если вы не можете, зачем тогда ваша книга и все эти теории?»
Несчастные не понимают, что ключика, то есть простого или сложного объяснения, чем хорошая книга, картина, фотография отличается от плохой, а тем более, чем выдающаяся отличается от самой хорошей, нет и быть не может. По крайней мере, лучшие умы человечества до сих пор такого не придумали.
Единственный выход ― пройти этот путь самостоятельно, прилагая огромные усилия, чтобы развить свой вкус и умение понимать язык литературы, живописи или фотографии. Но что-то делать это никто, по-моему, не собирается.
А ведь я писал и говорил много раз ― никому не верьте, и мне в том числе. Проверяйте все сами, ставьте перед собой вопросы и ищите ответы. Спорьте и опровергайте!
Если вы найдете ошибку в моей теории, буду вам очень благодарен. Затем уйду в монастырь или повешусь от стыда. Если вам это доставит удовольствие, ищите. Только одно условие: нужно доказать, что это именно ошибка, а не что-то такое, с чем вы просто не согласны.

Эта выставка может дать что-нибудь для понимания фотографии?
Если это понимание в ней искать, если постараться, тогда да. Зритель должен задать себе вопрос: «Почему эта фотография оказалась на выставке? Почему она оказалась в числе достойнейших, что же в ней такого? Что отличает её от миллионов других фотографий на ту же тему». Трудно, конечно, очень трудно.
Это как раз то, что некоторые называют «школой Лапина». В этой школе фотографию учат говорить. В этой школе учат отличать умное от неумного, а красивое от некрасивого. И если зритель не постарался, если зритель стремительно пробежал выставку и побежал на следующую… Зачем он тогда пришел? Какой от этого толк?
Конечно, я не ожидал, что при входе на выставку будут лежать трупы сраженных искусством зрителей.
Выставка сложная, в каком-то смысле мы делали её для себя. Для нас было важно увидеть все эти работы вместе, увидеть, как они будут взаимодействовать, дополнять друг друга и так далее. Мы не ждали, что все попадают от восхищения. Если кто-то ее не воспринимает, это значит, что выставка или ниже его уровня, или, наоборот, выше. Выбирайте сами, что вам больше нравится.
Стали появляться первые комментарии по выставке. Естественно, очень критические, других я и не ожидал. «Что это за школа такая, и почему она уникальная. Разве других школ нет? Читал я книгу Лапина, что-то там про композицию, про связи какие-то. Жили без связей и будем жить. Какая теория композиции, ведь это элементарно: золотое сечение, правило третей и еще там какие-то правила. Зачем они нам? Какие правила, фотография – это творчество, почему это Лапин учит меня творить?» Договорились даже до того, что Мухин не был учеником Лапина и не считает себя таковым. А вот Максимишин, тот, верно ― ученик.
Если коллегу ничего на выставке не зацепило и не понравилось, меня это только радует. Значит, я не опустился до уровня его понимания «хорошей» фотографии.
И другой случай, когда еще один коллега пишет о выставке вообще что-то невообразимое. Подозреваю, что этого, наоборот, выставка сильно задела. Потому-то он так негодует и брызжет слюной. Ну, да Бог с ним.
Все проходит. Настоящие фотографии остаются.

Над интервью работали Наталья Харламова, Екатерина Оськина, Антон Горбачев